Социальные и гуманитарные науки. Сер. 11. Социология. М.: ИНИОН РАН. 2008. № 3. С. 129-150.
НИКОЛАЕВ В.Г. СИМВОЛИЧЕСКИЙ ИНТЕРАКЦИОНИЗМ ГЕРБЕРТА БЛУМЕРА (II): ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА*
Герберт Блумер – один из наиболее оригинальных теоретиков в социологии ХХ в. и, как отмечается некоторыми благосклонными к нему комментаторами, возможно, один из самых недооцененных. Кто-то даже называет его «единственным социологом середины века, который мог бы соперничать с Толкоттом Парсонсом по значимости для развития социальной теории» . Если не брать ранние его работы, посвященные влиянию кино на поведение, и, с серьезными оговорками, посмертно изданную книгу «Индустриализация как агент социального изменения», Блумер не занимался эмпирическими исследованиями; кроме того, он практически не руководил эмпирическими исследованиями студентов. Его наследие значимо сегодня как теоретическое и воспринимается в качестве такового . При ближайшем знакомстве с его работами, однако, складывается парадоксальное впечатление, что основным мотивом блумеровского теоретизирования является едва ли не воинствующая антитеоретичность. На страницах своих работ, считаемых теоретическими, Блумер последовательно и даже как будто безжалостно расправляется со всем тем, что мы обычно подразумеваем под «теорией». Он неустанно подчеркивает: «Что нам нужно, так это возвращение к социальному миру» . Основная интенция его работ – реалистическая. Социологию он понимает как «натуралистическую», т.е. эмпирическую науку. Основное требование, которое он ей адресует, гласит: «Уважайте эмпирический мир и организуйте методологическую позицию так, чтобы отразить это уважение. Именно это стремится делать символический интеракционизм» . Усилия Блумера подчеркнуто направлены на вытеснение из социологии всего того, что не согласуется с этим требованием. «Верность эмпирическому миру» задается социологии как своего рода категорический императив. Этот кажущийся парадокс требует прояснения того, что именно в работах Блумера является «теорией» и как она соотносится с социологией как эмпирической дисциплиной. Прежде всего, требуя от социологии «уважения к эмпирической реальности», он вовсе не имел в виду, что социологическая теория должна выстраиваться всецело и исключительно на базе эмпирических данных . Сами эти данные зависимы от теории, а именно от той ее части, которая может быть определена как особый угол зрения, «схема соотнесения», или, как предпочитал говорить Блумер, «перспектива» . Он писал по этому поводу: «Теории, похоже, упорядочивают данные» . В том, что в работах Блумера можно квалифицировать как «теорию», необходимо разграничить то, что сам он называл «перспективой», и корпус эмпирически обоснованных содержательных общих утверждений о социальной жизни в разных ее аспектах и проявлениях. «Перспективой», конститутивной для блумеровской социологии, является точка зрения, называемая «символическим интеракционизмом». Эта «перспектива», метатеоретическая по характеру, укоренена в прагматистской философии Дж. Г. Мида. Рассмотрим коротко характер этой укорененности. Блумер и Мид. Блумер соотносил собственную социологическую «перспективу» с философией Мида таким образом: «Символическо-интеракционистская позиция, которую я представляю, – это позиция Джорджа Герберта Мида с добавлениями и проработками, которые мне приходилось делать на протяжении многих лет» . Отрицая полное тождество своей теоретической схемы с концепцией Мида, Блумер особенно подчеркивал, что идеи Мида, на которые он опирался, не составляли готовой и систематичной теории, пригодной для социологических целей: «Ни в своих работах, ни в своих лекциях Мид не занимался методологическими проблемами, сопряженными с применением его схемы к изучению человеческого поведения и человеческой групповой жизни. Он ужасно мало говорит нам о том, как надо изучать социальный или совместный акт, который он устанавливает в качестве основополагающей единицы человеческой групповой жизни. Он не сказал нам, как подходить к изучению “генерализованного другого”, функционирующего в случае данных индивидов или групп в данных ситуациях. Он не сказал нам, как изучать самовзаимодействие, которое, скажем, осуществляет с самим собой будущий банковский растратчик перед тем, как совершить растрату. Он не сказал нам, как мы, социальные ученые, должны принимать роли тех, кого мы изучаем, и что нужно делать, чтобы быть уверенными, что мы принимаем их роли. Он не сказал, как изучать способы, которыми человеческий актор конструирует свой акт. Обладая необыкновенной проницательностью, Мид идентифицировал базовый характер человеческого социального взаимодействия, самовзаимодействия, совместной, или разделяемой, конституции человеческой групповой жизни и эмерджентной природы индивидуальных и социальных актов. Но он не сообщил нам, как именно следует изучать эти основополагающие вещи» . В этой характеристике Блумер определяет, через контраст, собственный оригинальный вклад. Это его притязание подтверждается сравнением его текстов с текстами Мида: в плане тематики, обсуждаемых проблем, акцентировок интереса, лексики их дискурсы определенно не тождественны. В этой связи примечательно, что К. Макфейл и С. Рексроут, ярые критики Блумера, вообще выступили с тезисом, что между концепциями Блумера и Мида существуют серьезные онтологические и методологические различия . Заслуживает внимания отсутствие цитат из работ Мида в блумеровских текстах: «…интересно, что Блумер никогда не цитирует Мида в своих работах. Он обсуждает Мида, отсылает к нему, но не дает ни одной ссылки, с помощью которой его слова можно было бы проверить» . Даже на фоне своеобразной манеры Блумера никого не цитировать это озадачивает. Добросовестные Макфейл и Рексроут подсчитали, что он «не менее 28 раз приписывает Миду позиции, мнения или “мысли”, но документирует ссылками менее трети этих атрибуций», и сделали вывод: «Он просто утверждает, что его интерпретация Мида и есть правильная!» Итак, Блумер разрабатывал идеи Мида, исходя из того, что его понимание их – определенно верное. Построение теории через критику. Характерный для Блумера способ построения теории состоит в том, что он почти всегда разрабатывает ее в противовес существующим теориям и концепциям. Эта особенность его интеллектуальной работы бросается в глаза и неоднократно отмечалась в критической литературе. Очень точно резюмирует эту манеру Говард С. Беккер: «Критические статьи Блумера, как правило, начинались с изложения нескольких ведущих теорий в соответствующей области, после чего шла суровая их критика, и завершалось все его собственной теорией» . Важно иметь в виду, что критике подвергались все существовавшие в социологии теории, практически без исключения. В каком-то смысле, как отмечает Дж. Бест, Блумер построил карьеру на критике «опоры на заранее существующие теоретические понятия» . Основные претензии Блумера ко всей остальной социологии выстраивались вокруг того, что она, конструируя концептуальные аппараты и схемы до исследования, не «уважала» тем самым изучаемую ей эмпирическую реальность. По Блумеру, «социологи всякий раз совершают фундаментальную ошибку, когда изобретают понятия, а затем пытаются силой впихнуть упрямый социальный мир в эти уже существующие категории. Скорее, социологи должны погружаться в обстановки, которые хотят изучить, и изобретать понятия исходя из способов, которыми сами акторы в этих обстановках придают смысл своему миру» . Таким образом, можно резюмировать, что символический интеракционизм создавался Блумером как теоретическая перспектива, верная природе изучаемой реальности, в отличие от всех прочих перспектив, – не как еще одна парадигма, вдобавок к уже существующим, а как единственно возможный способ и гарантия существования социологии в качестве эмпирической научной дисциплины. Одна из важнейших импликаций этой подчеркнутой нацеленности на реалистическое познание состоит в том, что социологическое теоретизирование должно отталкиваться от проблем. Эта особенность чикагской социологии, изначально опиравшейся в своих основаниях на прагматизм, в полной мере характеризует и позицию Блумера.
